Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин

обстановка не радовала. Пусть китайцев удалось усмирить, подписанным Хабаровским протоколом. А с Англией вновь наладить дипломатические отношения. Все это не заставило впасть Иосифа Виссарионовича в иллюзию благополучия. СССР за рубежом не любят. Сильно. И не напали в открытую лишь из-за недостатка собственных сил и опаски больших потерь, что может привести к внутреннему бунту. Однако страны активно вооружаются. Франция начала строительство «линии Мажино». Пусть она направлена на защиту не от СССР, но сам факт — настроения в Европе предвоенные. Стоит странам Запада восстановиться после империалистической войны, накопить запасы оружия и обучить новых солдат, перевооружить армию — и новая война неизбежна. Если СССР хочет ее пережить и не окончить так же, как Российская империя, индустриализация необходима. Количество рабочих нужно увеличивать. Закупать новые станки и целые заводы. И для того и для другого нужно зерно. Много зерна. И чем раньше, тем лучше. Это-то и беспокоило Сталина. Ему казалось, что страна не успевает. Что нужно еще сильнее ускорить темпы коллективизации. Но вот как это сделать? Силой? Тогда зачем Огнев сейчас трудится над законами для колхозов? Ведь начнешь пинками загонять людей в колхозы, придется наплевать на все придуманные парнем постановления и декреты. Законы, которые уже самим фактом своего существования снизили градус напряженности в обществе, и ускорили переход от кулачества к коллективному типу хозяйствования.

— Так ускорять или нет? — прошептал себе под нос Сталин[2].

Глава 13

Март — апрель 1930 года

В конце февраля я как обычно отправился к товарищу Сталину — передать наработки нашего «трио» по законам для коллективизации. Основу мы закончили, теперь я нес дополнения в трудовой и уголовный кодекс. Точнее доработанные версии с учетом тех данных, что мы получили от ОГПУ. Я как-то на одном из визитов к Иосифу Виссарионовичу попросил, чтобы собирали информацию — кто и как применил наши законы. Чтобы набралась статистика, опираясь на которую можно было корректировать законы. Вот в прошлом месяце мы и получили первый такой «отчет».

Товарищ Сталин принял меня как обычно. Молча прочитал отданные ему документы, после чего внезапно задал вопрос:

— Товарищ Огнев, а что вы думаете о том, как проходит коллективизация?

— Ну-у-у… не без огрехов, но в целом хорошо. Я еще думал в конце весны прокатиться по новым колхозам — поговорить с людьми. Ну и своими глазами на процесс посмотреть.

— Похвально, — покивал головой генсек. — А как считаете, можно ли ускорить ее темпы?

— Зачем? — вырвалось из меня.

Я не понимал, к чему это Сталину. И так народ не рад этой инициативе партии. Крестьяне с большим скрипом приняли процесс перехода от личных хозяйств к коллективным. Думаю, если бы не вводимые законы, бунтов было бы не избежать. Да и сейчас все на грани. Если же начать народ подгонять — точно получим массовые недовольства, которые только армией подавлять.

— Зачем? — вздохнул товарищ Сталин, повторив мой вопрос. — Зачем… — протянул он, откинувшись на спинку стула и начав набивать свою трубку.

Его взгляд был направлен на меня, а в глазах — раздумье, стоит ли мне что-то объяснять, или нет.

— Товарищ Огнев, а вы в курсе, что в мире происходит? — задал он мне неожиданный вопрос.

— Ну так, — неопределенно махнул я рукой. — В общих чертах. Что в газетах пишут.

— Там многого не пишут, — пробурчал товарищ Сталин и продолжил. — С прошлого года начался мировой финансовый кризис. С Америки пошло и их бирж. Банки схлопываются. Предприятия не финансируются. Людей на улицу выгоняют. В этом суть капиталистической системы — без агрессивной экспансии она обречена. Чтобы выйти из этого тупика, странам Запада нужны новые колонии. И вот вопрос, как вы считаете, кого они видят в этой роли?

Иосиф Виссарионович замолчал, ожидая ответа.

— Нас?

— Именно. Мы им как кость в горле, потому что предлагаем иной путь. Но сразу натравить на нашу страну свои народы они не могут. Нужно время, чтобы людей раскачать. Довести их до отчаяния, а потом указать на тех, кто «во всем виноват» или кого можно пограбить, чтобы у них стало лучше. Поэтому у нас еще есть время, но его не много. И мы должны грамотно им распорядиться.

Товарищ Сталин раскурил трубку и выпустил струйку дыма в потолок.

— Коллективизация задумывалась, как способ быстро увеличить обработку посевных площадей и повысить сбор урожая. Чтобы и страну прокормить, и за зерно, которое стало остро необходимо на Западе, купить нужное промышленное оборудование. Заодно это позволит и народам стран противника не голодать. А сытого подбить взяться за оружие гораздо тяжелее, чем голодного. Теперь вы, товарищ Огнев, понимаете «зачем» нужно ускорить коллективизацию?

Озадачил меня Иосиф Виссарионович. Теперь я совсем другими глазами посмотрел на то, чего он добивается. Я-то думал, он просто пытается социализм строить, как он его видит. Отсюда и ликвидация любых классов, кроме рабочих и крестьян. Новый строй — новый вид хоздеятельности. А тут большая политика замешана!

— Так сразу я вам ответить не смогу, — сказал я в итоге. — Подумать надо.

— Думайте, товарищ Огнев, — попыхивая трубкой, не стал требовать немедленно ответа Сталин. — Только недолго. Надеюсь, недели вам хватит.

Вот озадачил Иосиф Виссарионович, так озадачил. Он что, реально считает, что я могу что-то придумать? Или использует «метод дурака»? Когда абсолютно не знакомый с проблемой человек способен дать неожиданное решение? Но к этому способу прибегают, когда остальные все либо проверены, либо не устраивают. Очевидно, у товарища Сталина сейчас именно такая ситуация.

Я честно первые два дня пытался придумать, как можно ускорить коллективизацию. Силовым путем? Сразу не то. Народ взбунтуется и уже достигнутые на этом пути успехи пойдут «в топку». Это скорее приведет к обратному эффекту. Даже если загнать народ в колхозы силой, результат их труда будет в разы хуже, чем сейчас. Объяснять, для чего это нужно? Как мне только что сам генсек все рассказал? Тогда наши противники это используют для собственной пропаганды — мол смотрите, Советы к войне с нами готовятся и даже не скрывают этого! Ату их! Тогда что еще можно сделать?

Лишь через два дня, когда я уперся в тупик, мне пришла мысль — а зачем ускорять? Иосиф Виссарионович уперся